Поле-поле

Гора Килиманджаро представляет собой давно потухший вулкан, большая часть которого имеет относительно пологие склоны. Самым желанным местом для туристов является пик Ухуру – место на южном краю вулканического кратера, которое меньше всего подверглось эрозии с течением времени. Согласно точным измерениям геологов, именно он является самой высокой точкой Килиманджаро и всей Африки – 5895 м над уровнем моря. На пик Ухуру можно подняться из четырех штурмовых лагерей по четырём различным маршрутам, каждый из которых можно пройти без альпинистского снаряжения, но подъём по любой из троп очень крутой. Наши проводники выбрали относительно более пологий и, следовательно, более продолжительный маршрут. Подъём от последнего лагеря до обода кратера должен был занять около пяти часов, а затем ещё около часа надо было идти по самому ободу, с крутым внешним склоном с одной стороны и столь же крутым склоном с другой стороны к центру потухшего кратера.

Не знаю точно почему, но восхождения планируются в основном на ночное время. Конечно, восход солнца прекрасен, им можно любоваться около пяти утра уже со значительной высоты, когда солнце встаёт над соседним пиком Мавензи высотой 5149 м, но, на мой взгляд, эстетические соображения не являются главными причинами для выбора ночных часов. Как бы то ни было, ночное восхождение даёт некоторые преимущества. В свете фонарика можно видеть только ноги идущего впереди, и беспокойство по поводу того, как далеко ещё до обода кратера или насколько крутой под нами склон, буквально исчезает во тьме неведения. По правде сказать, много видеть и не нужно, надо просто не спеша, шаг за шагом, ставить ногу в след впереди идущего – медленно-медленно – поле-поле, как неоднократно повторяли наши проводники. Спешка или скорость не имеют никакого значения, главное – только результат, главное – дойти до конца.

Вид с высоты на пик Мавензи (5149 метров)

В предыдущий день мы совершили довольно длинный переход к последнему лагерю – Кибо Хат. Недостаток кислорода и почти шестичасовой переход вымотали нас всех, и когда около двух часов был подан очередной тёплый и сытный обед, у всех была только одна мысль – забраться в палатку и поспать. Элия спросил, хотим ли мы плотно поужинать непосредственно перед штурмом, который должен был начаться в полночь, но мы решили организовать ещё один сытный ужин около семи вечера, а перед самим штурмом просто перекусить блинами и сладостями. Я счастливо проспал всё это время, а Бригита мучилась от нервного предштурмового напряжения и толком не могла заснуть, поэтому ей не удалось полноценно отдохнуть.

Около девяти вечера сквозь сон я услышал странные звуки – что-то стучало по крыше палатки. На этот раз это был не дождь, а град, сопровождающийся довольно сильным ветром. Метель не стихала ни на минуту, и даже в полночь, когда мы, упакованные как можно лучше и теплее, выстроились в цепочку, ветер бил жёстким снегом прямо в лицо, точнее, в тот маленький участок кожи, который оставался открытым под всеми шапками, капюшонами и шарфами. Не думаю, что температура была ниже минус пяти градусов, но по ощущениям казалось гораздо холоднее. Опытные альпинисты советовали не переусердствовать с тёплой одеждой, потому что при восхождении скоро станет жарко, одежда намокнет от пота, и тогда всё будет плохо. Хорошо, что мы их не послушались! Мне удалось немного отогреться только на втором часу, после чего я начал ощущать влагу от пота в районе лопаток, а Бригита, несмотря на то, что она надела всю свою толстую и тёплую одежду, так и не согрелась, и дойдя до края кратера, она дрожала так сильно, что на неё было страшно смотреть.

Метель, которую мы назвали Гретой (Грета Тунберг – странная шведская девушка, которая пугает всех глобальным потеплением), образовала приличный снежный покров. Как объяснили проводники, такие условия значительно, по крайней мере, примерно на треть, увеличивали количество необходимой энергии и время восхождения. Вместо запланированных пяти нам потребовалось более семи часов, чтобы добраться до обода кратера. Впереди шёл Элия, за ним следовала наша группа из пяти человек, а замыкали шествие два носильщика и Стэнфорд. Элия отпечатывал каждый шаг в толще снега, причём так, чтобы следующий альпинист мог поставить ногу как можно удобнее. Следует пояснить, что тропа все время идёт вверх, поэтому угол наклона лодыжки при ходьбе составляет менее девяноста градусов. Используя любую подходящую неровность или камешек, можно хотя бы часть стопы поставить так, чтобы пятка чувствовала подъём, а угол наклона лодыжки приближался к эргономически комфортным девяноста градусам. Фактически мы проделали весь путь по серпантину – дуга за дугой.

Чувство времени полностью покинуло нас, даже мои спортивные часы разрядились, и я оставил их в палатке, но от них всё равно не было бы толку, потому что мои руки были в двойной упаковке – перчатки, а сверху варежки, так что в любом случае сдвинуть рукав куртки вверх, чтобы посмотреть, который час, было бы невозможно. Проводники обещали, что каждый час у нас будет отдых и чаепитие, но мне казалось, что отдых случался реже. Носильщики действительно притащили чай в больших термосах в своих рюкзаках, и это было очень кстати, поскольку трубка в моей спортивной питьевой системе замёрзла довольно скоро после полуночи. Затем я вспомнил рекомендации инструктора Анны о специальных питьевых системах с термоизоляцией, которые были у наших проводников. Я попытался выдавить из тюбика спортивное желе, которое обычно вытекает легко, как сироп. Теперь оно превратилось в тягучую массу, которую я с трудом размораживал во рту горячим чаем. Должен признать, что это желе всё же лучше, чем шоколадный батончик, который вообще невозможно было ни раскусить, ни рассосать.

Чайная пауза на краю кратера. Снегопад закончился, но солнце ещё не взошло.

 

Сильное кислородное голодание может вызвать у альпинистов различные реакции, включая головокружение, тошноту и сонливость. На всякий случай и Элия, и Стэнфорд время от времени спрашивали: «Папа, как дела?» или «Макс, ты в порядке?» Примерно через четыре часа восхождения у меня закружилась голова и началась тошнота, я пожаловался Элии, и, к моему удивлению, он спросил, какая у меня фамилия. Странно, почему ему вдруг, во время восхождения, понадобилось это знать? Только позже я понял, что это была проверка ясности моего сознания. Меня усадили на снег, засыпали в рот порошок глюкозы и дали тёплый чай, чтобы его запить. Бригите было ещё хуже – помимо лечения глюкозой, ей также подключили кислородный баллон. На практике это выглядит следующим образом: к ноздрям подводятся две небольшие трубки, через которые из баллона поступает чистый кислород. После пяти минут глубокого дыхания организм снова насыщается кислородом и может некоторое время функционировать хоть сколько-нибудь адекватно.

Шаг за шагом, один изгиб тропы за другим – медленно-медленно.

Интересно, что проводники отказываются отвечать на вопросы типа «Ещё далеко?» или «Ещё долго?». Ответы обычно приблизительны: ну, не менее получаса или около того. Я заметил эту особенность уже во время походов, и Элия обосновывал это своей философией: зачем беспокоиться о том, что будет? Постарайся сосредоточиться на тех задачах, которые стоят перед тобой сейчас! Однако неконкретные ответы, вероятно, как-то связаны с мотивацией и психологией альпинистов. Если какое-то конкретное обещание не сбывается, может возникнуть чувство разочарования и беспомощности; лучше узнавать об отклонениях от планов тогда, когда сознанием овладевает какое-то приятное волнение.

Например, когда мы добрались до Гилманс Пойнта, точки, где тропа выходит на обод кратера, мы обнаружили, что потратили семь часов вместо запланированных пяти, но никто не расстроился, потому что первое испытание было успешно пройдено. Мы находились на высоте 5685 м, а впереди у нас было еще 200 метров по вертикали и около полутора километров по свежевыпавшему снегу. Подъём на Гилманс Пойнт отнял у Бригиты последние силы, у неё даже начался жар, то ли от холода, то ли от нервов, и было решено, что она не будет продолжать подъём. Я надел на неё свою запасную куртку, и она в сопровождении Стэнфорда и ещё одного проводника начала спуск, который оказался не намного легче подъёма, поскольку снег, растаявший под лучами рассветного солнца, стал очень скользким. После короткого перерыва на чай, остальная часть группы во главе с Элией продолжила путь по верхнему ободу кратера к самой высокой точке.

Гиды Стэнфорд и Арон проводили Бригиту от Гилманс Пойнта до лагеря.

Этот этап восхождения стал для меня самым трудным. Элия пытался утаптывать снег передо мной, но я всё же был на несколько десятков килограммов тяжелее. Поэтому почти на каждом шагу я проваливался в рыхлый снег выше колена. Требовалось резкое движение, чтобы вытащить ногу, и небольшое количество кислорода, остававшееся в моём организме, тут же заканчивалось, голова кружилась от слабости, подступала тошнота. Такова была моя борьба за каждый шаг. К счастью, сугробы вскоре закончились, и движение снова приобрело характер «поле-поле».

Тропа вела вдоль обода кратера, и толщина снежного наноса в некоторых местах достигала полуметра.

Я мог только восхищаться проводниками, у них не было никаких признаков физической или моральной усталости. Напротив, они не только прокладывали путь и несли тяжёлые рюкзаки, но и постоянно внимательно следили за нашим физическим и психическим состоянием. Но с другой стороны, это была их повседневная работа. Я спросил Элию, сколько раз он был на вершине, на что он честно ответил, что уже давно перестал считать, но точно гораздо больше трёхсот раз.

Тропа по ободу кратера пересекается с другими тропами, поэтому здесь можно встретить других туристов и проводников. В какой-то момент Элия радостно воскликнул: «О, вот мой однокашник, мы, когда учились, жили в одной комнате!». Два товарища радостно встретились, вспоминали о зонтике, который один у другого одолжил, иными словами, ситуация напоминала самую обычную сценку на улице старого города. Элия всё пытался нас познакомить, но я был в таком состоянии, что уже не мог даже вежливо улыбнуться. Всё, о чём я мог думать, – это как удержаться на ногах и сколько ещё продлится эта пытка. Я уже не верил ни туристам, которые шли навстречу и радостно кричали: “You are almost there!”, ни заверениям Элии, что идти осталось ещё не менее получаса.

Белые снега Килиманджаро. На фотографии виден как свежевыпавший снег, так и ледник на вершине.

 

И вот, наконец, после очередного поворота тропы, показалась желанная цель – вершина, которая обозначена своеобразной конструкцией с прибитыми наперекосяк дощечками. До неё оставалось ещё около двухсот метров, она уже была видна, и можно было подумать, что я смогу взять себя в руки и быстро добраться до вершины. Мои товарищи по группе тоже начали идти бодрее, но я чувствовал, что меня покидают последние силы. Через каждые тридцать метров я опирался на альпинистские палки и умолял Элию: «Сорок секунд отдыха, пожалуйста!»

Я уже упоминал различные аспекты, связанные с физическим функционированием организма. Здесь будет уместно поговорить о душевных силах, которые очень необходимы для преодоления таких экстремальных испытаний. Каким бы физически подготовленным ни был организм, если сам человек решит, что испытание слишком для него сложное, намеченная цель не будет достигнута. И наоборот, даже не очень хорошо тренированный организм можно разогнать до предела и даже сверх предела силой воли человека. Проводники не только смогли выжать из нас последние физические силы с помощью глюкозы и, при необходимости, кислорода, но и активировали нашу духовную энергию с помощью различных хитрых приёмов. Было много поощрений и похвал, но также и небольшой лжи о том, что осталось совсем немного. После восхождения Светлана призналась, что её очень мотивировал наш пример. Она часто думала, что у неё совсем нет сил, но потом, глядя на нас, решала: если они, люди возраста моих родителей, не сдались, то и я справлюсь!

Я осознаю, что в значительной степени обладаю этой способностью выжать себя до капли, что могу силой воли заставить своё тело двигаться даже тогда, когда, объективно говоря, всё уже использовано до последней крошки. Я не раз испытывал это чувство на спортивных состязаниях, например, на 24-часовых международных соревнованиях по ориентированию в 2017 году я загнал себя настолько, что не мог без посторонней помощи подняться на пьедестал и получить медаль. Теперь, на вершине кратера, я отчётливо понимал, что единственное, что ещё удерживает меня на ногах, – это сила духа, а не физическая сила. Я собрал остатки силы воли, и –да! я был здесь – на самой высокой вершине Африки!

Одна из самых высоких точек в жизни – высочайшая вершина Африки.

Пока члены группы и проводники исполняли победный танец, Элия усадил меня на снег и подвёл кислород к моим ноздрям. Я попытался скромно отвернуться, чтобы не испортить своим печальным видом фильм о победном танце на вершине. После нескольких минут глубокого дыхания сознание начало проясняться, и я смог начать думать о фотосессии перед косыми дощечками – о том, как лучше это сделать: в солнцезащитных очках или без них, как поправить одежду, чтобы фотография, на которой будет запечатлён один из величайших моментов в моей жизни, выглядела достойно. Именно во время съёмки я наконец-то начал испытывать чувство гордости и удовлетворения – да, я здесь, я сделал это!

Наша группа на вершине Килиманджаро

Нам потребовалось девять часов, чтобы добраться до вершины. На часах было девять утра, и солнце начинало припекать. Мы пробыли на вершине некоторое время, наслаждаясь чувством эйфории, а затем начали спускаться. Хотя физически и обратный путь очень тяжёлый, всё же с каждыми двумястами вертикальными метрами, на которые мы спускались, дышать становилось немного легче. Сам процесс спуска тоже был трудным – солнце растопило выпавший снег, он превратился в скользкое месиво, и каждый шаг нужно было продумывать, чтобы не упасть и не получить травму. Проводники сказали, что 90 процентов всех травм альпинисты получают на пути вниз. Мы вернулись на Гилманс Поинт около десяти и впервые что-то съели, а не проглотили желе или порошок глюкозы. Я съел одно печенье и один кекс, запил их остатками чая и был готов к долгому спуску.

Спускаясь с вершины, я наконец-то смог оценить, насколько красиво и величественно всё вокруг. Облака рассеялись, и с самой вершины Килиманджаро во все стороны открывался великолепный вид – и заснеженные пики и склоны, и мерцание совсем небольшого нерастаявшего ледника на вершине, и панорама Африки – на десятки километров вокруг, всё у наших ног. Яркое солнце на вершине очень опасно – оно может повредить зрение, даже если вы снимаете солнцезащитные очки лишь на короткое время, вдобавок можно запросто обгореть. Конечно, каждый открытый квадратный сантиметр кожи покрывается толстым слоем крема от солнца, но я не намазал как следует губы и нижнюю часть носа возле ноздрей. Оказывается, солнце обжигает не только прямыми, но и отражёнными от снега лучами, поэтому я получил ожог в таком странном месте, как нижняя часть носа. К сожалению, мои губы так сильно обгорели, что на них появились волдыри, и я не мог нормально наслаждаться едой до конца путешествия – пищу приходилось класть в рот очень осторожно, а пить красное вино было очень неудобно.